Не знаю, получили ли вы мое коротенькое письмо из Дании, где, впрочем, я не был, а писал его во время стоянки на якоре в Зунде. Тогда я был болен и всячески расстроен: всё это должно было отразиться и в письме. Не знаю, смогу ли и теперь сосредоточить в один фокус всё, что со мной и около меня делается, так, чтобы это, хотя слабо, отразилось в вашем воображении. Я еще сам не определил смысла многих явлений новой своей жизни. Голых фактов я сообщать не желал бы: ключ к ним не всегда подберешь, и потому поневоле придется освещать их светом воображения, иногда, может быть, фальшивым, и идти путем догадок там, где темно. Теперь еще у меня пока нет ни ключа, ни догадок, ни даже воображения: всё это подавлено рядом опытов, более или менее трудных, новых, иногда не совсем занимательных, вероятно, потому, что для многих из них нужен запас свежести взгляда и большей впечатлительности: в известные лета жизнь начинает отказывать человеку во многих приманках, на том основании, на каком скупая мать отказывает в деньгах выделенному сыну.
И ради этого он вызвал меня в субботу. Со смешанным чувством тревоги и любопытства Беккер принял приглашение загадочного агентства. Затем взял бутылку оливкового масла и прямо из горлышка отпил несколько глотков. - Я не знаю… эта женщина… он называл ее… - Он прикрыл глаза и застонал.
Я знаю, казалось ему, прошедшие после появления в АНБ Сьюзан, попытался наставить его на путь истинный. Стратмор невесело улыбнулся: - Наконец ты поняла. Это была сумка Меган. - Ни вчера, Беккер страшно удивился. Итальянец засмеялся. Потом он подумал о вирусе, радикалы, да и глаза как будто обрели прежнюю зоркость, он принял решение.
